— Всем стрелкам — сдать свои запасы пороха!

На одну пищаль оставили по одному заряду. Остальное изымалось. Казаки лишний раз перетряхивали свои берендейки, осторожно ссыпали зернышки из каждого пенальчика, боясь, что хоть щепотка просыплется, сдует ее ветром… Собрали еще на дополнительных два-три залпа.

Бойцы ругались. Но что делать — пушки важнее. Особенно, если на острог попрет какая-нибудь осадная башня или иная вундервафля. Это ж азиаты, с них станется.

Началось на третий день. Санька еще был дома (подыскивал аргументы, чтобы не пустить бесенка на стену), как вдруг перестал слышать самого себя. Из-за грохота. Шархуда отдал приказ — и полсотни стволов принялись засыпать крепость ядрами.

На миг стало страшно.

— Бегом, под стены, в ямы! — рявкнул он, хватая меч. — Без разговоров!

Ямы эти тоже нарыли загодя — длинные окопы, которые сверху перекрыли обрешеткой из тальника и присыпали землей. Как раз для некомбатантов.

Обойдя стены, атаман слегка успокоился. Богдойцы лупили по стенам, по раскатам. Но первым имеющийся у Шархуды калибр был не страшен, а до боевых площадок поди еще дострельни! Турнос, Ивашка и Мотус уже стояли на местах и успокоили командира.

— Пущай пуляють! — немного натужно смеялся Васька. — Токма зелье жгут.

— Лучше б нам отсыпали, — попытался поддержать юмор Дурной, но понял, что у обоих получается неважно.

Тревогу вызывало лишь северо-западное направление. То ли там пушки были «иной системы», то ли китайские мастера батарею хитро оборудовали, но ядра оттуда нередко залетали внутрь острога. И уже даже порушили пару строений.

— Надо пресечь, — нахмурился атаман, и командиры согласно кивнули.

Подтащили к нужному участку четыре пушки и пальнули по батарее раз по пять — вроде, оттуда пальба стихла. Но Санька в уме подсчитал расходы — и закручинился.

— Еще неясно, кто тут больше потерял.

Его страдания передались и другим. После двух дней постоянного обстрела в ночь Турнос собрал свою «братву» и устроил вылазку. За воротами наблюдали, так что казаки тихо выбрались тайным лазом, потом ползли в разросшейся траве и внезапно напали на одну из богдойских батарей. Как потом говорили: взяли на саблю, покромсали людишек без счету!.. Увы, главную задачу не решили. Оказывается, китайские пушкари на ночь уносили запасы пороха в лагерь. Так что нашли всего фунта три, а потом, сверкая пятками, удирали от восьмизнаменников. Благо, те, по случаю темноты, не решились пустить коней в галоп.

Удирать-то удирали, но умудрились стырить две китайские пушечки. Нехорошко лично руководил «экспроприацией», сам прикрывал отход, останавливая кавалерию какой-то подобранной китайской алебардой.

— С огнем играешь, Турнос! — осудил командира Дурной. — Увел самых лучших! Они мне живые и на стенах нужнее, чем пара этих пушчонок!

Пушки и впрямь не вызвали восторга. Это было не чугунное литье, а какой-то противоестественный конструкт. Внутри — медное жерло, скрученное из листового металла, а снаружи, для крепости, обложено кожей, деревом, промотано на несколько слоев веревками и залито клеем. Ши Гун одну такую пушку осмотрел и только поцокал языком: медь внутри уже начинала прогорать и терять форму.

— Ну, ежель, все пушки у их таки, то недолга осталась ихнему обстрелу! — обрадовались осажденные.

По-видимому, так решил и Шархуда. Либо посчитал важным отомстить треклятым лоча за ночную вылазку.

Новый день начинался, как обычно. Богдойцы потекли из забурхановского лагеря во все стороны, заняли подготовленные рубежи. Даже конница вышла и встала позади прочих. Пушки для порядка выстрелили по первому разу. Темноводцы привычно попрятались в надежные укрытия за стенами и в самом остроге — ужас перед артиллерийским обстрелом давно прошел.

Но тут из дозорного «гнезда» тревожно зазвенело бронзовое било.

— Приступ! На приступ идуть! — срывая глотку, орал сверху казак.

Глава 57

Оскальзываясь на ступенях лестницы, Санька рванул к воротной башне. Схватил за грудки двух первых попавшихся дауров и проорал им приказ:

— Бегом к Турносу и Ивашке Иванову! Узнайте, как дела у них.

Они с самого начала разделили зоны ответственности: Ивашка оборонял самую старую «Арсенальную» башню, Нехорошко — северо-восточную, а Дурнову досталась западная, с воротами. И сейчас на нее неслась толпа латной пехоты; позади видно было, что и элитная Восьмизнаменная конница спешивается и собирается идти на приступ. Ножками. Самые передовые воины, нагруженные наскоро сколоченными лестницами, уже приближались к специально помеченному рубежу в сто шагов.

Башню и ближайшие стены шустро занимали казаки и дауры.

— Пищали, пушки заряжай! Быстро! — проорал атаман. — Без команды не стрелять! Лучники — можно бить прицельно! Волоките камни, палите костры под смолу!

У пищальников — лишь один выстрел. И этим залпом надо распорядиться максимально эффективно.

— Ждем! Ждем! — сдерживал он у своих воинов невольное желание расстрелять врага, как можно скорее.

Отчасти это их и спасло. Потому что про важный рубеж в сто шагов знали не только казаки. Когда передовые отряды богдойцев все-таки его преодолели, снизу грохнуло многократным эхом!

«Мушкетеры корейские, — понял Санька. — На упреждение хотели выстрелить».

Но почти весь залп пропал впустую, лишь нескольким лучникам досталось. Атаман быстро выглянул из-за бревна, ощетинившегося выбитой щепой. Судя по развеивающимся дымкам, стреляли человек 50–70.

«Значит, тут, против нас, не все», — подумал Дурной с облегчением и тревогой одновременно. Потому что, раз тут не все, то… Слитный грохот пищального залпа с юга подтвердил его опасения: на «Делона» наступали точно также, и он уже палил в ответ. Немногим позже аналогичная стрельба началась и на участке Турноса. Ну, вот, можно и не ждать отчетов от вестовых дауров. Идут со всех сторон.

«Сколько же у Шархуды людей⁈ — возмутился сам себе Санька. — Лупишь их, лупишь! И на Бурее, и в степи, и на переправе через Зею… А он еще и со всех сторон полез, гад!».

Отбивать все стены разом, у Дурнова сил не было. Всего около четырехсот бойцов, да еще, может, с полсотни раненых — самых легких — на ноги встали. В чем-то да помогут. Но острог строили широко, все стены трудно занять.

Враги бежали уже шагах в 60–70. Лучше еще потянуть время, но скоро перезарядятся корейцы…

— Огонь! — рявкнул команду Санька, и стены острога заволокло дымом. Видно не было, но предполье Темноводного наверняка устлали первые трупы врагов. — Багинеты — вставить! Штыки — примкнуть!

Штыковое перевооружение у них шло, но каждый раз находились более первоочередные задачи. Так что гениальным изобретением, что позволяло и стрелять, и колоть, обзавелись всего человек тридцать. Но это ничего, багинеты сойдут — всё равно пороха на пищали нет.

Атаман переполз к раскату.

— Приметили, откуда пищали палили? — спросил он у пушкарей. — Можете туда бахнуть?

— Да запросто!

На воротной башне разместили только три пушки. Конечно, три ядра большого урона не нанесут — но вот следующий залп смешается.

— Давай!

Повернутые пушки грохнули разом, после чего — пока дым густой — пушкари оттянули стволы назад и принялись споро перезаряжать орудия. Со стороны врага открылась пальба — немного хаотичная, но всё равно опасная.

— Всем затаиться! Ждем! — снова приказал атаман, укрываясь за бревнами.

Маньчжуры, пыхтя, приближались. Санька осторожно выглядывал в щелочки и пытался понять, сколько народу прет против них. У него самого на длинном участке было чуть более ста человек. Атаковали же, по меньшей мере, три сотни. И это — без незримых пока мушкетеров.

Крики снизу подсказали, что богдойцы добежали до стен и собираются ставить стены.

— А ну, навалим супостатам! — заорал Дурной, и сверху на маньчжуров посыпались камни, сулицы, стрелы. Поливать врага всяким можно почти без угрозы ответного обстрела: с большого расстояния мушкетеры с равным успех могли попасть, как во врагов, так и в своих. Увы, как раз поливать было нечем: смола, конечно же, закипеть не успела и была практически бесполезна.